Полина Русакова
«Затылок»
К320
Декабрь 2023
Вернисаж 10 декабря 2023
Художественная руководительница Светлана Баскова, эстетический аналитик Егор Софронов
Каким образом изобразительные искусства могут работать с другими, кроме зрения, чувствами? Возможна ли синестезия от сетчаткового (или ретинального) искусства, как его называл Дюшан, к осязательному? Вместо этого вопроса совпавши с навязчивым повторением слова «затылок», авторка раскрывает его пространственные и чувственные коннотации, придавая им форму, масштабируя ее в целокупную инсталляцию. Изымает из безликости, разворачивает.
Осязательность, отвергнутая назад, противоположенная лицу, неприемлемая для спекулятивности созерцания, возвращается словно вытесненное: амбивалентно перемежающее суждение вкуса, где приятное двоится дискомфортом. Гетеротопичность белого куба, с одной стороны, удвояется размещением затылка — неместа по-за, то ли внутри, то ли вне, в интимной всеобщности, с другой, обволакивается в нутряную емкость. Галерейное пространство размечено нитями, расходящимися от реди-мейда, выбранного из промышленно произведенного головного массажера. Стоит ли упоминания, что кроме реди-мейда Дюшан использовал и нити, в 1938-м? Нити, размечающие стены галереи, указывают на технические приборы, поддерживающие функционирование выставочного зала: вентиляцию, светильники, розетки, эти отверстия позади объятия текстильной материей — почти материнской.
В отверстии в одной из стен — будто в отрицании портретности лица, как и в образе — видео обнажения луковицы до ее отсутствия, в коем разверстывается снятие покровов, слоев, несокрытость как она есть. Видео смонтировано в стилистике АСМР, что суть изображения и звуки, стимулирующие ощущение пощекатывания. Осязательность, утончающая восприятие, обращается в диалектике между редким изыском более интенсивного переживания и вульгарностью народного развлечения. Так, причащающийся обнаруживает себя в позе вуайера, подставляя свой тыл взгляду других, им невидимых, компрометируясь в подглядывании — сродни тому, как в «Дано:» Дюшана подоплека зрения подвергалась десублимации. Сочетание медиумов, даже синэстезируя роды, или даже наоборот через переложение одного вторым, исследует все же их обособленность, их свойственность.
В согласии с затеей серии «Где двое или трое, там Я среди них», и на этой выставке предложена обработка, задействующая язык, чтение и их значения — удваивающиеся, утраивающиеся. Три ленты несут на себе разрезанное построчно слово «За», «Тыл», «Ок». Морфологически членя приставку, корень и суффикс, эта стихотворная лесенка также придает каждому из отдельных фрагментов, а их три, свою двузначность и больше, которые преломляются в сочетании с одним или двумя прочими. Двоемыслие. Тыл высказывает одобрение, твердит дважды, как раньше, так и после распада, исконным и ввезенным недавно: «За», «Ок». Почти единогласно, если бы не это стилистическое, поколенческое несовпадение, лишенное корня. У таким образом выдернутого, выдвинутого вперед тыла, однако, имеется и в свою очередь изнанка. Двусмысленность. За тылом — невидимое с первого взгляда отличие, переворачивающее его соглашающийся смысл: творение изменчивости и несокрытость, возвращающая к себе.
«Где двое или трое, там Я среди них» — серия сольных показов вновь возникающих авторов, собранная под художественным руководством Светланы Басковой с ассистированием Егор Софронова. Специально созданные для самоорганизованного места — мастерской Анастасии Белой — выставки ориентированы на внимание к средствам не только пластическим, но словесным, так как приглашают от авторов набор слов, выносимых как заклинание или многозначный посыл. Их расстановки специфичны для камерного двухкомнатного пространства.
Для названия серии вспоминается строка Новалиса, который перефразировал Евангелие от Матфея (18:20). Данная формула в свою очередь восходит к индоевропейскому первоначалу («Там, где присутствуют двое, всегда третьим бывает Митра», — гласит санскритская фраза), в котором из фигуры свидетеля, третьего, оказались выведены и богословское всевидение, и процедура клятвы, а из нее право; и в более широком ключе строение речи и смысла вообще. Двоично-троичная взаимность со всеми ее перестановками служит, помимо прочего, для игры взаимоотношений родов искусства (изобразительных, речевых), общительности сотрудничества и их вплетенностей в историю значения.
«Затылок»
К320
Декабрь 2023
Вернисаж 10 декабря 2023
Художественная руководительница Светлана Баскова, эстетический аналитик Егор Софронов
Каким образом изобразительные искусства могут работать с другими, кроме зрения, чувствами? Возможна ли синестезия от сетчаткового (или ретинального) искусства, как его называл Дюшан, к осязательному? Вместо этого вопроса совпавши с навязчивым повторением слова «затылок», авторка раскрывает его пространственные и чувственные коннотации, придавая им форму, масштабируя ее в целокупную инсталляцию. Изымает из безликости, разворачивает.
Осязательность, отвергнутая назад, противоположенная лицу, неприемлемая для спекулятивности созерцания, возвращается словно вытесненное: амбивалентно перемежающее суждение вкуса, где приятное двоится дискомфортом. Гетеротопичность белого куба, с одной стороны, удвояется размещением затылка — неместа по-за, то ли внутри, то ли вне, в интимной всеобщности, с другой, обволакивается в нутряную емкость. Галерейное пространство размечено нитями, расходящимися от реди-мейда, выбранного из промышленно произведенного головного массажера. Стоит ли упоминания, что кроме реди-мейда Дюшан использовал и нити, в 1938-м? Нити, размечающие стены галереи, указывают на технические приборы, поддерживающие функционирование выставочного зала: вентиляцию, светильники, розетки, эти отверстия позади объятия текстильной материей — почти материнской.
В отверстии в одной из стен — будто в отрицании портретности лица, как и в образе — видео обнажения луковицы до ее отсутствия, в коем разверстывается снятие покровов, слоев, несокрытость как она есть. Видео смонтировано в стилистике АСМР, что суть изображения и звуки, стимулирующие ощущение пощекатывания. Осязательность, утончающая восприятие, обращается в диалектике между редким изыском более интенсивного переживания и вульгарностью народного развлечения. Так, причащающийся обнаруживает себя в позе вуайера, подставляя свой тыл взгляду других, им невидимых, компрометируясь в подглядывании — сродни тому, как в «Дано:» Дюшана подоплека зрения подвергалась десублимации. Сочетание медиумов, даже синэстезируя роды, или даже наоборот через переложение одного вторым, исследует все же их обособленность, их свойственность.
В согласии с затеей серии «Где двое или трое, там Я среди них», и на этой выставке предложена обработка, задействующая язык, чтение и их значения — удваивающиеся, утраивающиеся. Три ленты несут на себе разрезанное построчно слово «За», «Тыл», «Ок». Морфологически членя приставку, корень и суффикс, эта стихотворная лесенка также придает каждому из отдельных фрагментов, а их три, свою двузначность и больше, которые преломляются в сочетании с одним или двумя прочими. Двоемыслие. Тыл высказывает одобрение, твердит дважды, как раньше, так и после распада, исконным и ввезенным недавно: «За», «Ок». Почти единогласно, если бы не это стилистическое, поколенческое несовпадение, лишенное корня. У таким образом выдернутого, выдвинутого вперед тыла, однако, имеется и в свою очередь изнанка. Двусмысленность. За тылом — невидимое с первого взгляда отличие, переворачивающее его соглашающийся смысл: творение изменчивости и несокрытость, возвращающая к себе.
«Где двое или трое, там Я среди них» — серия сольных показов вновь возникающих авторов, собранная под художественным руководством Светланы Басковой с ассистированием Егор Софронова. Специально созданные для самоорганизованного места — мастерской Анастасии Белой — выставки ориентированы на внимание к средствам не только пластическим, но словесным, так как приглашают от авторов набор слов, выносимых как заклинание или многозначный посыл. Их расстановки специфичны для камерного двухкомнатного пространства.
Для названия серии вспоминается строка Новалиса, который перефразировал Евангелие от Матфея (18:20). Данная формула в свою очередь восходит к индоевропейскому первоначалу («Там, где присутствуют двое, всегда третьим бывает Митра», — гласит санскритская фраза), в котором из фигуры свидетеля, третьего, оказались выведены и богословское всевидение, и процедура клятвы, а из нее право; и в более широком ключе строение речи и смысла вообще. Двоично-троичная взаимность со всеми ее перестановками служит, помимо прочего, для игры взаимоотношений родов искусства (изобразительных, речевых), общительности сотрудничества и их вплетенностей в историю значения.